А вот и я с конфетой, хоть и прошлогодней и от ноября. Но актуальность не теряет. Очень много сильных и интересных мыслей.
Интервью с Лилией Рах в алматинском бутике Sauvage
интервью от 3 ноября 2015
Сентябрьский Алматы прекрасен своими красками. Ты чувствуешь последний поцелуй лета, но уже надеваешь пиджак. И есть в этом переходном моменте нечто книжно-романтичное. Хотя город со всей его аурой и энергетикой так и норовит погрузить тебя в работу. Я подъезжаю к огромной летней веранде, из открытых дверей доносится ритмичная, но в то же время спокойная музыка. Меня встречает фотограф Илья Назаренко, к слову, лучший в Казахстане, и указывает на мою собеседницу. Провожу взглядом по безупречному интерьеру и вешалкам с новой коллекцией Сары Бёртон. На мягком кожаном пуфике в «робе» от Хайдера Аккермана и в окружении сумок Alaïa сидит моя "интервьюируемая". Лилия Рах, безусловно, самый влиятельный человек не только в казахстанской моде, но и вообще во всей Центральной и Западной Азии. Подхожу к ней, обмениваемся рукопожатиями и я задаю свой первый вопрос. Уже в процессе беседы замечаю аккуратный маникюр и молочного оттенка глянцевое покрытие на ногтях, идеальный тон кожи и практически полное отсутствие косметики.
Её детище, мультибрендовый бутик Sauvage, это полноценная достопримечательность южной столицы Казахстана - настоящий оазис моды и стиля посреди казахстанских степей. Огромное выставочное пространство в двух уровнях. Это место, где можно найти не только последние подиумные новинки, но и кутюрные наряды в VIP-room, а также небольшую модную библиотеку. Давайте на этой ознакомительной ноте и начнём наше интервью:
читать дальше
Максим Тарасенко: Мода сегодня это понятие элитарное? Когда мы говорим о моде, можно ли быть модным минимальными средствами?
Лилия Рах: Мне кажется, мода в настоящее время захлестнула всех. Она должна жить в каждом из нас, в каждом доме. Безусловно, быть модным можно при помощи небольших финансовых вливаний.
МТ: Ваше детище, бутик Sauvage, с Ваших же слов представляет собой выбор всего того, что бы Вы хотели показать своим клиентам. Это самое лучшее, самое интересное, самое-самое…
ЛР: …притом на разные стили, на разные уровни бюджета, на совершенно разные фигуры. Однозначно, я хотела, чтобы каждый здесь нашёл себя. Мы не просто принимаем на работу продавцов, а стараемся, чтобы каждый получил профессию стилиста. Чтобы каждый из них стал шопером. Для меня это принципиально важно. То, что находится здесь – это элементы моды. Да, я их выдергиваю с подиумов. Но это делается для того, чтобы был материал, с помощью которого можно человека сделать стильным. Чтобы соединялись кожа, тело, душа, мозги и внешний камуфляж, который и состоит из элементов моды.
МТ: Всегда ли такой подход приносит прибыль?
ЛР: Об этом даже не думаю. Я это делаю целенаправленно для того, чтобы людей, разбирающихся в моде, становилось больше. Поэтому, несмотря ни на какой ценовой ряд, беру одежду с подиума. Или, как у нас это называется, «витрину». Мы как байеры должны её всегда заказывать. Меня никто не заставляет это делать. Гребу сама вне зависимости от того, сколько она стоит. Я очень хочу, чтобы каждый человек понимал гениальность работы дизайнера, кутюрье. То, что они создают. Ведь это не просто тряпки прошвырнулись по подиуму. Это колоссальная работа, это талант, это огромное самопожертвование. У меня в голове не укладывается, как люди могут два раза в год вне зависимости от погоды, войн, болезней и собственного настроения создавать это. И раз они это создают для человечества, человечество, а в данном случае моя локация Алматы, Казахстан, должны видеть всё, что этими людьми создано. Работать только ради денег…Мне кажется, что мода - это не предмет просто зарабатывания денег. Я всегда говорю новичкам, пришедшим к нам на работу, что если вы полюбите моду, если вы будете жить этим, то только тогда это принесёт какой-то доход. Если вы рассматриваете это только как инструмент заработка, наверное, нам с вами не по пути. Люди чётко должны понимать, что становясь здесь стилистами или шоперами, приобретая эту профессию, влюбляясь в моду, начиная понимать и чувствовать каждого дизайнера душой и телом, у них будет достаток от моды в доме. Мне кажется, что это должно быть именно так. Потому что, я ещё раз повторюсь, мода – это самопожертвование очень многих людей.
МТ: В том числе Вас?
ЛР: В том числе и меня. Я при этом испытываю колоссальное удовольствие. Но каждый Новый Год стою и прошу прощения у своих детей за то, что я такая эгоистка и столь влюблена в свою работу. Не считая бюджета, я делаю это для удовольствия и получаю огромную радость от того, чем занимаюсь.
МТ: Какие любимые бренды у казахстанцев?
ЛР: К сожалению, а с другой стороны и к счастью, Брунелло Кучинелли, это всеобщий любимец всех возрастов любой категории: маленьких, худеньких, полненьких, высоких, с разным бюджетом. Это гениальный Брунелло Кучинелли, который подумал обо всем. Он настолько чувствует человека. Сегодняшнее время оно колючее, оно некомфортное. И он своими коллекциями даёт комфорт, уют. Людям легче в его одежде переносить все, что происходит в мире. Нас всех немного трясёт энергетически, а он нас лечит своей работой. Это общее. Очень любят коллекции Дома Alexander McQueen, очень хорошо относятся к коллекциями Delpozo, безумно алматинцы обожают The Row. Меня это поражает, что они здесь поняты. Есть стильные люди, которые чувствуют сестёр Олсен. Вы представляете? При совершенно тонкой, глубокой мысли. Внешне, если так грубо сказать, то это такая дорогая монахиня. Это минимализм, но это…
МТ: …божественно!
ЛР: Божественно! Ты нагой в этой одежде. Просто нагой. И ты себя ощущаешь в этом… Ты чувствуешь себя талантливым, самодостаточным. Вот что даёт одежда. Не просто прикрыться или напялить на себя какую-то модную штуковину. Она несет в себе очень глубокую мысль. Мне кажется, к этому нужно очень философски подходить. И мы с вами живем в такое время, когда мысль - это главное. Вы согласны? Не действие, а мысль. Поэтому мне кажется, что к одежде нужно именно так относиться.
И такое разнообразие, как во вкусах казахстанских покупателей, так и в представленном ассортименте не может не удивлять. Пальто, декорированные молниями, от Balenciaga, платья Tom Ford и клатчи Alexander McQueen. Наверное, только в этот момент я понял, что Казахстан действительно в полной мере интегрирован в мир моды. Действительно кажется, что здесь можно найти вещь именно для себя. В такой приватной обстановке на одежду смотришь совсем по другому. Нет безумных подиумных концептов, ничто не давит. Чувствуешь, в прямом смысле слова, контакт с этими вещами.
МТ: На данный момент существует два лагеря: именитые дома с историей и молодые дизайнеры. За кем будущее?
ЛР: Я считаю, что за молодыми дизайнерами. Почему именитые дома пришли к тому, что они стали именитыми? Почему они могли зарекомендовать себя такими глыбами как Готье, как Гальяно, как Валентино, как Ферре? Потому что они не были так зависимы от денежной массы. Сейчас, к сожалению, дизайнер не может себя проявить без неё. А раньше в искусство вкладывались куда бóльшие деньги. И людей, верящих в это, тоже было больше. Не было такого количества лёгких денег. Вы понимаете, что такое площадь Вандом, сколько она строилась? И люди относились к этому нормально. Они просто делали своё дело. Сейчас все стараются заработать быстро, легко. Чтобы проснуться утром и желательно уже миллионером. Так вот как раз и не хватает людей, молодых дизайнеров, которые бы понимали, что мысль, она не может уже утром дать плоды. На это нужно потратить время. Это как банальная история «Алхимика» у Паоло Коэльо. Да, у нас всё рядом. Но для того, чтобы это понять, нужно пройти путь. Наверное, каждый новый дизайнер должен пройти его. Он не лёгкий и мне кажется, что сегодня он сложнее, чем был у Ферре. Но очень хорошо, что у молодых дизайнеров есть эти самые глыбы. Я вчера опять посмотрела кино на Fashion TV про Жана-Поля Готье. И хотелось бы, чтобы как можно больше молодых дизайнеров соприкасалось с этими людьми. Это и правда другой мир. И Вы правильно сказали «два лагеря». Они не должны быть лагерями, они должны быть учителями и продолжателями. Но этого нет, и мне это печально.
МТ: Потому что теряется эстетика дизайнера?
ЛР: Потому что Готье должен оставить нам своих продолжателей, пусть это не будет 100%-ый Готье. Гений, он в своей ипостаси один. Как Ферре. Ушёл Ферре и никто не может его заменить. Даже если я говорю, что Ральф Руччи в какой-то степени мне заменил Джанфранко, но он делает другую одежду. Он делает Ralph Rucci. По духу, по энергетике это схоже. Но формы и всё остальное отлично. И хотелось бы, чтобы молодые дизайнеры имели возможность учиться у тех гениев, кто жив. А вот то, что два лагеря, для меня это неутешительно. Как для человека который живет и Готье, и молодыми сёстрами Олсен, и Джозефом Фонтом (креативный директор Delpozo – прим.), и Томом Брауном… Последнего я вообще считаю продолжением Маккуина. Один ушёл, а другой появился.
МТ: Мы с Вами затронули тему искусства. И в продолжение я бы хотел спросить, по окончании каждого сезона Недели Высокой Моды в Париже натыкаюсь на три-пять текстов о том, что из себя от-кутюр представляет, для чего он нужен и чему служит. Для кого-то это независимый и доходный бизнес, а на другой чаше весов скептики, которые утверждают то, что это лишь реклама. Так что сегодня есть словосочетание «Haute Couture»?
ЛР: Я сама клиентка от-кутюр, я понимаю, какая это работа. Это нужно воспринимать фундаментально и желать этого. Но, тем не менее, это не может быть скептически воспринято. Это полноценный бизнес. Я бы сказала очень доходный. Потому что дизайнеров, которые просто «переживают» подиум, их стало много. У нас сейчас время мыслей. Есть люди которые используют эту ситуацию и злоупотребляют ею. Но если говорить серьёзно о бизнесе и честно его вести, то он приносит доход. Нужно жить с мыслью о том, что ты наденешь это когда-либо, если ты увлечён модой. Да, люди спокойно обходятся без этого, они увлечены чем-то другим, банкиры, врачи, строители. Но мечта… я очень хочу надеть кутюр, чтобы у меня это было в гардеробе, чтобы я могла передать это своим детям и внукам. Для того, чтобы они знали это. И я хотела бы передать кутюр и от Лагерфельда, и от Ферре, и от Стефана Роллана, мне бы хотелось, чтобы это было. Мне кажется совершенно правильный ход сейчас сделал Готье, когда ушёл исключительно в высокую моду. Его работы гениальны! Его показы - это совершенство!
МТ: Должен ли Дом жить после смерти своего основателя?
ЛР: Знаете, я очень зауважала Эди Слимана, когда он убрал «Yves» (Yves Saint Laurent – прим.) из названия Дома. Никогда об этом не думала, но когда это случилось, я аплодировала. И думала о том, какой же это этичный человек. Он не может быть Ивом, потому что человека нет, и этого творчества тоже нет. Как бы не поднимали архивы, как бы не реанимировали музей. Тот же Дом Gucci, сейчас в нём должен появиться какой-то элемент и дать понять, что в нём работает другой дизайнер, что что-то изменилось. Но это не может быть Gucci как Гуччи. Или показательный пример с детищем Джанфранко Ферре. Я рыдала. Я сезона три заходила к ним и просто рыдала. Потому что вернуться в Gianfranco Ferré и не видеть ничего от его создателя… И я уходила без заказов, хотя любила то, что делали эти ребята из Aquilano.Rimondi. Я люблю их творчество, но в Ferré я их понять просто не могла. Или, например, как случилось с Александром Вэнгом. Я очень люблю и самого Вэнга, и Дом Balenciaga. Поэтому просто в Доме заказывала Вэнга. А вот здесь бы я просто не смогла. И ушла от Дома. Мне кажется, что жить они могут, но нужно что-то менять. Давать понять миру, что это несколько другая история. Потому что был Christian Dior, пришёл Гальяно, оставили «Dior», убрали «Christian». Это правильно. Он сохранил французский гламур и эстетику. Но это был другой Dior.
МТ: Раз уж мы затронули тему Gucci, как Вы относитесь к Алессандро Микеле на новой должности?
ЛР: Да просто никак. Не понимаю этого. Я люблю Богом созданный мир. Мне кажется, что всё должно быть естественным. А сейчас этот Дом и работы… даже в магазинах это лежит и всё неестественно. Какой-то театр, игра. Такое впечатление, что ты в этой одежде играешь в пьесе, а потом переодеваешься и ступаешь в нормальную жизнь. Это не жизнь: с дыханием, с запахами, с эмоциями. Это искусственное.
МТ: С приходом Рафа Симонса в Christian Dior мир моды захлестнула волна минимализма, практически на пять сезонов. И я считаю, что такое понятия как «гламур», оно создаётся исключительно во Франции и исключительно в Доме Balmain в таком классическом и старом понятии.
ЛР: Я с Вами категорически согласна. Но вот как Вы говорите «накрыло». Ну я не хочу чтобы меня накрывало. Я хочу, чтобы меня любили и ненавидели. Я не хочу, чтобы ко мне были равнодушны и меня не заметили. Это к тому, что пусть у меня будет тот стиль, который кому-то нравится, а кому-то нет. Вот то же самое, чтобы повсеместно накрыло и мы все стали одинаковыми…так не может быть, должно оставаться право выбора за людьми. И внешне человек должен кричать о своих переживаниях, говорить об этом. Чтобы прежде чем нам с Вами начать этот разговор, я сразу о Вас всё поняла. Вы зашли такой чистый и искренний. И одет именно в своём стиле, используя моду. Видите, что дала нам одежда? Она дала полный контакт и моё раскрепощение. И элементы моды сыграли свою роль.
МТ: Я вернусь к понятию гламура. Сегодня он представлен в двух видах: так называемый новый американский гламур, который, например делают сёстры Олсен, и старый, французский. Вернётся ли эта старая французская школа в наш с вами обиход или нет? Или это заменится чем-то более обыденным, простым, а потом и вовсе исчезнет? Ведь мода сегодня это упрощение. Это упрощение форм, силуэтов, техник…
ЛР: …а вот если мы посмотрим на Тома Брауна, то он, наоборот, усложняет и усложняет. Будут индивидуальности. Нельзя быть в мире одинаковым. Такие люди будут рождаться, они уже имеют место быть, которые сохранят нам французский гламур. Другой вопрос, накроет ли нас, общую массу, или мы тоже будем искать работы кутюр, будем искать новых Браунов. Чем больше развивается мысль, тем больше гениев. Единственное, я и правда считаю, что нас накрывает Интернет, инстаграм и т.п. И вот поколение моих молодых клиентов, которые начинали и воспитывались на французском шике и гламуре, даже на той гламурной Прада, а сейчас ведь она совершенно иная. Ко мне пришла девушка и рассказала о том фуроре, которое произвело её платье, которое она купила у меня 12 лет назад. Мы устаём от этой одинаковости и упрощённости. Так что думаю, что всё вернётся, и будут люди, которые будут хотеть и искать вот этой сложности. Готье ушёл от этой упрощённости, он не может быть простым, он не может быть лаконичным и остался только в от-кутюр. И люди больше пошли к нему. Да, поднялся ценник. Но люди идут к нему, потому что мы нуждаемся в старом французском шике.
МТ: Как Вы считаете, с чем связаны кадровые перестановки (Раф Симонс, Эди Слиман, Николя Гескьер)? Это пиар, желание молодого покупателя? Ведь уход Александра Вэнга сейчас как нельзя лучше иллюстрирует всю абсурдность ситуации. Я считаю, что Николя был в этом очень органичен.
ЛР: И нужно было продолжать эту линию. А теперь Александр Вэнг отдельно, а Balenciaga отдельно. И для меня Balenciaga это Balenciaga, а Вэнга воспринимала так, будто я заходила в чужой Дом и работала с Вэнгом. И мне не совсем нравится это. То же самое можно сказать и о Рафе Симонсе. Дом CD это отдельно, а творчество Симонса имеет место быть. Т.е. кто его любит, пойдёт в Dior. Мне показалось, что они хотели избавиться от Гальяно, как от феномена Гальяно в Dior. Но они нарвались на то же, потому что сейчас есть Симонс в Dior. И это худший вариант для этого Дома. Потому что Джон – это новый французский гламур, который продолжал эстетику самого Кристиана Диора. Просто в другое время. А Раф Симонс всё сломал. И эти перестановки… я считаю, что всё должно вернуться на круги своя. Дом Диор должен остаться собой и сохранить французский шик. А Раф Симонс должен найти себя. Мне почему то кажется, что он куда гармоничнее бы вписался в Мaison Мargiela, а Гальяно нужно было оставить на своём месте. И как человек, проработавший в моде без малого 20 лет, я с этим не совсем согласна. Для меня это весомый аргумент, чтобы расстаться с маркой. Я бы хотела видеть Christian Dior современным, но в ключе французского гламура и шика. Сейчас этот минимализм это не по-французски.
Знаете, что меня удивило? Нам с Лилией Робертовной потребовалась пара взглядов, чтобы начать действительно контактировать. Расшифровывая это интервью со своего диктофона, я слышал, что мы дополняли реплики друг друга. Я задавал вопрос, и она уже чувствовала в каком русле он будет направлен. Её ответы так гармонично перетекали в мои новые вопросы, что у меня создавалось впечатление, будто я разговариваю с человеком, который знает меня не один год. А заводя тему Гальяно и Маккуина, она со слезами на глазах рассказывает и о том, как посетила выставку «Alexander McQueen: Savage Beauty», о том, какой трагедией для всей моды стал уход Джона Гальяно из Christian Dior. И это не просто слова. Это эмоции, слезы, личное аргументированное мнение и неподдельная боль. Для Лилии Рах мода это не искусство, не бизнес, не предмет. Это нечто большее, как стихия. И, наверное, главная составляющая её успеха в том, что она верит в то, что делает.
МТ: 5 ноября стартует продажа коллекции Balmain для H&M. Как Вы относитесь к такого рода проектам?
ЛР: Знаете, как школа это имеет место быть. Это должно давать молодёжи старт к понимаю моды, к выбору. Чтобы в итоге они понимали, почему некоторые, такие как я, например, с ума сходят за кутюр сейчас. Да, может это не мой бюджет. Но я очень стремлюсь к этому и могу во многом себе отказать ради платья от-кутюр. Откажу себе, например, в новой машине. Так вот это и есть те первые ступени, которые необходимо пройти, чтобы понять моду, этот мир, это творчество. И в итоге у нас будет больше людей понимающих и разбирающихся в моде.
МТ: Готовясь к этому интервью, я достаточно часто натыкался на сравнение Вас и креативного директора Vogue Japan Анны Делло Руссо. И у меня такой вопрос, приходилось ли Вам рекламировать одежду дизайнеров? И всегда ли это то, что предлагают марки или Вы имеете право голоса, что надеть?
ЛР: Мне приходилось. Mary Katrantzou, The Row… Но, это всё равно было то, что я люблю. Не могу просто надеть вещь и пройтись в ней. У меня это слишком соединено, и я не могу пойти против себя. Для меня это неразрывный узел. Мне приходилось, но это было то, что нравилось мне. И в итоге это оставалось моим, я просто выкупала.
МТ: Какая Ваша любима марка?
ЛР: The Row и Ralph Rucci. И ещё я просто обожаю Хайдера Аккермана. Для меня нет разницы мужское или женское. И как бы я не выглядела, знаю, что если я в Haider Ackermann, это обращает на себя внимание. Если бы The Row делали и мужскую линию, то тоже носила бы и мужское, и женское. Но пока довольствуюсь только женской одеждой. А ещё я очень люблю смешивать мужское и женское у Ферре. Просто обожала его мужские пиджаки и не ушивала их, мне нравится, что они мне большие, длинные, и я боюсь их оженственнить. Гальяно, просто с головой. Первая его мужская коллекция, я купила её всю. Даже больше скажу. У меня нашлось трое клиентов, которые точно также сошли от этой коллекции с ума.
МТ: Достаточно каверзный вопрос, каков размер гардероба у главного байера Азии?
ЛР: Все говорят, что он неприличный. (смеется)
МТ: Каков рецепт для тех, кто только ищет свой стиль?
ЛР: Не изменять себе. Никогда и ни при каких условиях. Не важно, как к твоему выбору отнесутся люди. Нужно слушать лишь себя. И мне не нравится, когда заходишь в ресторан, и сидят сплошные Мирославы Думы. А где индивидуальность? Люди могут быть похожи, но не в таком количестве. И нужно фанатеть от кого-то. Это обязательно и это хорошо, когда ты имеешь постоянный источник вдохновения. Но человек должен принадлежать себе и быть самим собой. В таком разнообразии мира это ещё интереснее. Раньше было больше таких сумасбродов, и мир был интересен. Хотелось смотреть друг на друга, общаться. А сейчас всё очень похоже, и одежда это определяет. Нет, нужно искать себя.
Последний вопрос задан, и я вдобавок ко всему получаю экскурсию по бутику с указанием вещей, необходимых каждому моднику в новом сезоне. Взяв меня под руку, Лилия Робертовна поблагодарила меня за нетривиальные и интересные вопросы, которых ей, по её словам, «давно никто не задавал». Именно на этом моменте я для себя решил, миссия выполнена. По дороге в аэропорт я ещё раз прокручу всю нашу беседу в голове и для себя отмечу, что с таким фундаментом казахстанская моды и впрямь является перспективной. А уже через неделю, листая ежегодный список авторитетнейшего онлайн-издания о моде Business of Fashion 500, я увижу имя Лилии Рах среди таких воротил модной индустрии как Анна Винтур, Натали Массене и Сара Бёртон. Мне до сих пор не верится, что интервью, которое готовилось без малого четыре месяца, состоялось. Моя сегодняшняя героиня не ответила и на половину имеющихся вопросов, что только стимулирует встретиться с ней за ещё одной не менее интересной, а быть может и более душевной беседой.
Фотограф -Илья Назаренко, обработка снимков - Светлана Фризен.
Источник: i-gency
Теги: лилия рах, мода, казахстан, байер
Автор Публикации: Максим Тарасенко
Интервью с Лилией Рах в алматинском бутике Sauvage
интервью от 3 ноября 2015
Сентябрьский Алматы прекрасен своими красками. Ты чувствуешь последний поцелуй лета, но уже надеваешь пиджак. И есть в этом переходном моменте нечто книжно-романтичное. Хотя город со всей его аурой и энергетикой так и норовит погрузить тебя в работу. Я подъезжаю к огромной летней веранде, из открытых дверей доносится ритмичная, но в то же время спокойная музыка. Меня встречает фотограф Илья Назаренко, к слову, лучший в Казахстане, и указывает на мою собеседницу. Провожу взглядом по безупречному интерьеру и вешалкам с новой коллекцией Сары Бёртон. На мягком кожаном пуфике в «робе» от Хайдера Аккермана и в окружении сумок Alaïa сидит моя "интервьюируемая". Лилия Рах, безусловно, самый влиятельный человек не только в казахстанской моде, но и вообще во всей Центральной и Западной Азии. Подхожу к ней, обмениваемся рукопожатиями и я задаю свой первый вопрос. Уже в процессе беседы замечаю аккуратный маникюр и молочного оттенка глянцевое покрытие на ногтях, идеальный тон кожи и практически полное отсутствие косметики.
Её детище, мультибрендовый бутик Sauvage, это полноценная достопримечательность южной столицы Казахстана - настоящий оазис моды и стиля посреди казахстанских степей. Огромное выставочное пространство в двух уровнях. Это место, где можно найти не только последние подиумные новинки, но и кутюрные наряды в VIP-room, а также небольшую модную библиотеку. Давайте на этой ознакомительной ноте и начнём наше интервью:
читать дальше
Максим Тарасенко: Мода сегодня это понятие элитарное? Когда мы говорим о моде, можно ли быть модным минимальными средствами?
Лилия Рах: Мне кажется, мода в настоящее время захлестнула всех. Она должна жить в каждом из нас, в каждом доме. Безусловно, быть модным можно при помощи небольших финансовых вливаний.
МТ: Ваше детище, бутик Sauvage, с Ваших же слов представляет собой выбор всего того, что бы Вы хотели показать своим клиентам. Это самое лучшее, самое интересное, самое-самое…
ЛР: …притом на разные стили, на разные уровни бюджета, на совершенно разные фигуры. Однозначно, я хотела, чтобы каждый здесь нашёл себя. Мы не просто принимаем на работу продавцов, а стараемся, чтобы каждый получил профессию стилиста. Чтобы каждый из них стал шопером. Для меня это принципиально важно. То, что находится здесь – это элементы моды. Да, я их выдергиваю с подиумов. Но это делается для того, чтобы был материал, с помощью которого можно человека сделать стильным. Чтобы соединялись кожа, тело, душа, мозги и внешний камуфляж, который и состоит из элементов моды.
МТ: Всегда ли такой подход приносит прибыль?
ЛР: Об этом даже не думаю. Я это делаю целенаправленно для того, чтобы людей, разбирающихся в моде, становилось больше. Поэтому, несмотря ни на какой ценовой ряд, беру одежду с подиума. Или, как у нас это называется, «витрину». Мы как байеры должны её всегда заказывать. Меня никто не заставляет это делать. Гребу сама вне зависимости от того, сколько она стоит. Я очень хочу, чтобы каждый человек понимал гениальность работы дизайнера, кутюрье. То, что они создают. Ведь это не просто тряпки прошвырнулись по подиуму. Это колоссальная работа, это талант, это огромное самопожертвование. У меня в голове не укладывается, как люди могут два раза в год вне зависимости от погоды, войн, болезней и собственного настроения создавать это. И раз они это создают для человечества, человечество, а в данном случае моя локация Алматы, Казахстан, должны видеть всё, что этими людьми создано. Работать только ради денег…Мне кажется, что мода - это не предмет просто зарабатывания денег. Я всегда говорю новичкам, пришедшим к нам на работу, что если вы полюбите моду, если вы будете жить этим, то только тогда это принесёт какой-то доход. Если вы рассматриваете это только как инструмент заработка, наверное, нам с вами не по пути. Люди чётко должны понимать, что становясь здесь стилистами или шоперами, приобретая эту профессию, влюбляясь в моду, начиная понимать и чувствовать каждого дизайнера душой и телом, у них будет достаток от моды в доме. Мне кажется, что это должно быть именно так. Потому что, я ещё раз повторюсь, мода – это самопожертвование очень многих людей.
МТ: В том числе Вас?
ЛР: В том числе и меня. Я при этом испытываю колоссальное удовольствие. Но каждый Новый Год стою и прошу прощения у своих детей за то, что я такая эгоистка и столь влюблена в свою работу. Не считая бюджета, я делаю это для удовольствия и получаю огромную радость от того, чем занимаюсь.
МТ: Какие любимые бренды у казахстанцев?
ЛР: К сожалению, а с другой стороны и к счастью, Брунелло Кучинелли, это всеобщий любимец всех возрастов любой категории: маленьких, худеньких, полненьких, высоких, с разным бюджетом. Это гениальный Брунелло Кучинелли, который подумал обо всем. Он настолько чувствует человека. Сегодняшнее время оно колючее, оно некомфортное. И он своими коллекциями даёт комфорт, уют. Людям легче в его одежде переносить все, что происходит в мире. Нас всех немного трясёт энергетически, а он нас лечит своей работой. Это общее. Очень любят коллекции Дома Alexander McQueen, очень хорошо относятся к коллекциями Delpozo, безумно алматинцы обожают The Row. Меня это поражает, что они здесь поняты. Есть стильные люди, которые чувствуют сестёр Олсен. Вы представляете? При совершенно тонкой, глубокой мысли. Внешне, если так грубо сказать, то это такая дорогая монахиня. Это минимализм, но это…
МТ: …божественно!
ЛР: Божественно! Ты нагой в этой одежде. Просто нагой. И ты себя ощущаешь в этом… Ты чувствуешь себя талантливым, самодостаточным. Вот что даёт одежда. Не просто прикрыться или напялить на себя какую-то модную штуковину. Она несет в себе очень глубокую мысль. Мне кажется, к этому нужно очень философски подходить. И мы с вами живем в такое время, когда мысль - это главное. Вы согласны? Не действие, а мысль. Поэтому мне кажется, что к одежде нужно именно так относиться.
И такое разнообразие, как во вкусах казахстанских покупателей, так и в представленном ассортименте не может не удивлять. Пальто, декорированные молниями, от Balenciaga, платья Tom Ford и клатчи Alexander McQueen. Наверное, только в этот момент я понял, что Казахстан действительно в полной мере интегрирован в мир моды. Действительно кажется, что здесь можно найти вещь именно для себя. В такой приватной обстановке на одежду смотришь совсем по другому. Нет безумных подиумных концептов, ничто не давит. Чувствуешь, в прямом смысле слова, контакт с этими вещами.
МТ: На данный момент существует два лагеря: именитые дома с историей и молодые дизайнеры. За кем будущее?
ЛР: Я считаю, что за молодыми дизайнерами. Почему именитые дома пришли к тому, что они стали именитыми? Почему они могли зарекомендовать себя такими глыбами как Готье, как Гальяно, как Валентино, как Ферре? Потому что они не были так зависимы от денежной массы. Сейчас, к сожалению, дизайнер не может себя проявить без неё. А раньше в искусство вкладывались куда бóльшие деньги. И людей, верящих в это, тоже было больше. Не было такого количества лёгких денег. Вы понимаете, что такое площадь Вандом, сколько она строилась? И люди относились к этому нормально. Они просто делали своё дело. Сейчас все стараются заработать быстро, легко. Чтобы проснуться утром и желательно уже миллионером. Так вот как раз и не хватает людей, молодых дизайнеров, которые бы понимали, что мысль, она не может уже утром дать плоды. На это нужно потратить время. Это как банальная история «Алхимика» у Паоло Коэльо. Да, у нас всё рядом. Но для того, чтобы это понять, нужно пройти путь. Наверное, каждый новый дизайнер должен пройти его. Он не лёгкий и мне кажется, что сегодня он сложнее, чем был у Ферре. Но очень хорошо, что у молодых дизайнеров есть эти самые глыбы. Я вчера опять посмотрела кино на Fashion TV про Жана-Поля Готье. И хотелось бы, чтобы как можно больше молодых дизайнеров соприкасалось с этими людьми. Это и правда другой мир. И Вы правильно сказали «два лагеря». Они не должны быть лагерями, они должны быть учителями и продолжателями. Но этого нет, и мне это печально.
МТ: Потому что теряется эстетика дизайнера?
ЛР: Потому что Готье должен оставить нам своих продолжателей, пусть это не будет 100%-ый Готье. Гений, он в своей ипостаси один. Как Ферре. Ушёл Ферре и никто не может его заменить. Даже если я говорю, что Ральф Руччи в какой-то степени мне заменил Джанфранко, но он делает другую одежду. Он делает Ralph Rucci. По духу, по энергетике это схоже. Но формы и всё остальное отлично. И хотелось бы, чтобы молодые дизайнеры имели возможность учиться у тех гениев, кто жив. А вот то, что два лагеря, для меня это неутешительно. Как для человека который живет и Готье, и молодыми сёстрами Олсен, и Джозефом Фонтом (креативный директор Delpozo – прим.), и Томом Брауном… Последнего я вообще считаю продолжением Маккуина. Один ушёл, а другой появился.
МТ: Мы с Вами затронули тему искусства. И в продолжение я бы хотел спросить, по окончании каждого сезона Недели Высокой Моды в Париже натыкаюсь на три-пять текстов о том, что из себя от-кутюр представляет, для чего он нужен и чему служит. Для кого-то это независимый и доходный бизнес, а на другой чаше весов скептики, которые утверждают то, что это лишь реклама. Так что сегодня есть словосочетание «Haute Couture»?
ЛР: Я сама клиентка от-кутюр, я понимаю, какая это работа. Это нужно воспринимать фундаментально и желать этого. Но, тем не менее, это не может быть скептически воспринято. Это полноценный бизнес. Я бы сказала очень доходный. Потому что дизайнеров, которые просто «переживают» подиум, их стало много. У нас сейчас время мыслей. Есть люди которые используют эту ситуацию и злоупотребляют ею. Но если говорить серьёзно о бизнесе и честно его вести, то он приносит доход. Нужно жить с мыслью о том, что ты наденешь это когда-либо, если ты увлечён модой. Да, люди спокойно обходятся без этого, они увлечены чем-то другим, банкиры, врачи, строители. Но мечта… я очень хочу надеть кутюр, чтобы у меня это было в гардеробе, чтобы я могла передать это своим детям и внукам. Для того, чтобы они знали это. И я хотела бы передать кутюр и от Лагерфельда, и от Ферре, и от Стефана Роллана, мне бы хотелось, чтобы это было. Мне кажется совершенно правильный ход сейчас сделал Готье, когда ушёл исключительно в высокую моду. Его работы гениальны! Его показы - это совершенство!
МТ: Должен ли Дом жить после смерти своего основателя?
ЛР: Знаете, я очень зауважала Эди Слимана, когда он убрал «Yves» (Yves Saint Laurent – прим.) из названия Дома. Никогда об этом не думала, но когда это случилось, я аплодировала. И думала о том, какой же это этичный человек. Он не может быть Ивом, потому что человека нет, и этого творчества тоже нет. Как бы не поднимали архивы, как бы не реанимировали музей. Тот же Дом Gucci, сейчас в нём должен появиться какой-то элемент и дать понять, что в нём работает другой дизайнер, что что-то изменилось. Но это не может быть Gucci как Гуччи. Или показательный пример с детищем Джанфранко Ферре. Я рыдала. Я сезона три заходила к ним и просто рыдала. Потому что вернуться в Gianfranco Ferré и не видеть ничего от его создателя… И я уходила без заказов, хотя любила то, что делали эти ребята из Aquilano.Rimondi. Я люблю их творчество, но в Ferré я их понять просто не могла. Или, например, как случилось с Александром Вэнгом. Я очень люблю и самого Вэнга, и Дом Balenciaga. Поэтому просто в Доме заказывала Вэнга. А вот здесь бы я просто не смогла. И ушла от Дома. Мне кажется, что жить они могут, но нужно что-то менять. Давать понять миру, что это несколько другая история. Потому что был Christian Dior, пришёл Гальяно, оставили «Dior», убрали «Christian». Это правильно. Он сохранил французский гламур и эстетику. Но это был другой Dior.
МТ: Раз уж мы затронули тему Gucci, как Вы относитесь к Алессандро Микеле на новой должности?
ЛР: Да просто никак. Не понимаю этого. Я люблю Богом созданный мир. Мне кажется, что всё должно быть естественным. А сейчас этот Дом и работы… даже в магазинах это лежит и всё неестественно. Какой-то театр, игра. Такое впечатление, что ты в этой одежде играешь в пьесе, а потом переодеваешься и ступаешь в нормальную жизнь. Это не жизнь: с дыханием, с запахами, с эмоциями. Это искусственное.
МТ: С приходом Рафа Симонса в Christian Dior мир моды захлестнула волна минимализма, практически на пять сезонов. И я считаю, что такое понятия как «гламур», оно создаётся исключительно во Франции и исключительно в Доме Balmain в таком классическом и старом понятии.
ЛР: Я с Вами категорически согласна. Но вот как Вы говорите «накрыло». Ну я не хочу чтобы меня накрывало. Я хочу, чтобы меня любили и ненавидели. Я не хочу, чтобы ко мне были равнодушны и меня не заметили. Это к тому, что пусть у меня будет тот стиль, который кому-то нравится, а кому-то нет. Вот то же самое, чтобы повсеместно накрыло и мы все стали одинаковыми…так не может быть, должно оставаться право выбора за людьми. И внешне человек должен кричать о своих переживаниях, говорить об этом. Чтобы прежде чем нам с Вами начать этот разговор, я сразу о Вас всё поняла. Вы зашли такой чистый и искренний. И одет именно в своём стиле, используя моду. Видите, что дала нам одежда? Она дала полный контакт и моё раскрепощение. И элементы моды сыграли свою роль.
МТ: Я вернусь к понятию гламура. Сегодня он представлен в двух видах: так называемый новый американский гламур, который, например делают сёстры Олсен, и старый, французский. Вернётся ли эта старая французская школа в наш с вами обиход или нет? Или это заменится чем-то более обыденным, простым, а потом и вовсе исчезнет? Ведь мода сегодня это упрощение. Это упрощение форм, силуэтов, техник…
ЛР: …а вот если мы посмотрим на Тома Брауна, то он, наоборот, усложняет и усложняет. Будут индивидуальности. Нельзя быть в мире одинаковым. Такие люди будут рождаться, они уже имеют место быть, которые сохранят нам французский гламур. Другой вопрос, накроет ли нас, общую массу, или мы тоже будем искать работы кутюр, будем искать новых Браунов. Чем больше развивается мысль, тем больше гениев. Единственное, я и правда считаю, что нас накрывает Интернет, инстаграм и т.п. И вот поколение моих молодых клиентов, которые начинали и воспитывались на французском шике и гламуре, даже на той гламурной Прада, а сейчас ведь она совершенно иная. Ко мне пришла девушка и рассказала о том фуроре, которое произвело её платье, которое она купила у меня 12 лет назад. Мы устаём от этой одинаковости и упрощённости. Так что думаю, что всё вернётся, и будут люди, которые будут хотеть и искать вот этой сложности. Готье ушёл от этой упрощённости, он не может быть простым, он не может быть лаконичным и остался только в от-кутюр. И люди больше пошли к нему. Да, поднялся ценник. Но люди идут к нему, потому что мы нуждаемся в старом французском шике.
МТ: Как Вы считаете, с чем связаны кадровые перестановки (Раф Симонс, Эди Слиман, Николя Гескьер)? Это пиар, желание молодого покупателя? Ведь уход Александра Вэнга сейчас как нельзя лучше иллюстрирует всю абсурдность ситуации. Я считаю, что Николя был в этом очень органичен.
ЛР: И нужно было продолжать эту линию. А теперь Александр Вэнг отдельно, а Balenciaga отдельно. И для меня Balenciaga это Balenciaga, а Вэнга воспринимала так, будто я заходила в чужой Дом и работала с Вэнгом. И мне не совсем нравится это. То же самое можно сказать и о Рафе Симонсе. Дом CD это отдельно, а творчество Симонса имеет место быть. Т.е. кто его любит, пойдёт в Dior. Мне показалось, что они хотели избавиться от Гальяно, как от феномена Гальяно в Dior. Но они нарвались на то же, потому что сейчас есть Симонс в Dior. И это худший вариант для этого Дома. Потому что Джон – это новый французский гламур, который продолжал эстетику самого Кристиана Диора. Просто в другое время. А Раф Симонс всё сломал. И эти перестановки… я считаю, что всё должно вернуться на круги своя. Дом Диор должен остаться собой и сохранить французский шик. А Раф Симонс должен найти себя. Мне почему то кажется, что он куда гармоничнее бы вписался в Мaison Мargiela, а Гальяно нужно было оставить на своём месте. И как человек, проработавший в моде без малого 20 лет, я с этим не совсем согласна. Для меня это весомый аргумент, чтобы расстаться с маркой. Я бы хотела видеть Christian Dior современным, но в ключе французского гламура и шика. Сейчас этот минимализм это не по-французски.
Знаете, что меня удивило? Нам с Лилией Робертовной потребовалась пара взглядов, чтобы начать действительно контактировать. Расшифровывая это интервью со своего диктофона, я слышал, что мы дополняли реплики друг друга. Я задавал вопрос, и она уже чувствовала в каком русле он будет направлен. Её ответы так гармонично перетекали в мои новые вопросы, что у меня создавалось впечатление, будто я разговариваю с человеком, который знает меня не один год. А заводя тему Гальяно и Маккуина, она со слезами на глазах рассказывает и о том, как посетила выставку «Alexander McQueen: Savage Beauty», о том, какой трагедией для всей моды стал уход Джона Гальяно из Christian Dior. И это не просто слова. Это эмоции, слезы, личное аргументированное мнение и неподдельная боль. Для Лилии Рах мода это не искусство, не бизнес, не предмет. Это нечто большее, как стихия. И, наверное, главная составляющая её успеха в том, что она верит в то, что делает.
МТ: 5 ноября стартует продажа коллекции Balmain для H&M. Как Вы относитесь к такого рода проектам?
ЛР: Знаете, как школа это имеет место быть. Это должно давать молодёжи старт к понимаю моды, к выбору. Чтобы в итоге они понимали, почему некоторые, такие как я, например, с ума сходят за кутюр сейчас. Да, может это не мой бюджет. Но я очень стремлюсь к этому и могу во многом себе отказать ради платья от-кутюр. Откажу себе, например, в новой машине. Так вот это и есть те первые ступени, которые необходимо пройти, чтобы понять моду, этот мир, это творчество. И в итоге у нас будет больше людей понимающих и разбирающихся в моде.
МТ: Готовясь к этому интервью, я достаточно часто натыкался на сравнение Вас и креативного директора Vogue Japan Анны Делло Руссо. И у меня такой вопрос, приходилось ли Вам рекламировать одежду дизайнеров? И всегда ли это то, что предлагают марки или Вы имеете право голоса, что надеть?
ЛР: Мне приходилось. Mary Katrantzou, The Row… Но, это всё равно было то, что я люблю. Не могу просто надеть вещь и пройтись в ней. У меня это слишком соединено, и я не могу пойти против себя. Для меня это неразрывный узел. Мне приходилось, но это было то, что нравилось мне. И в итоге это оставалось моим, я просто выкупала.
МТ: Какая Ваша любима марка?
ЛР: The Row и Ralph Rucci. И ещё я просто обожаю Хайдера Аккермана. Для меня нет разницы мужское или женское. И как бы я не выглядела, знаю, что если я в Haider Ackermann, это обращает на себя внимание. Если бы The Row делали и мужскую линию, то тоже носила бы и мужское, и женское. Но пока довольствуюсь только женской одеждой. А ещё я очень люблю смешивать мужское и женское у Ферре. Просто обожала его мужские пиджаки и не ушивала их, мне нравится, что они мне большие, длинные, и я боюсь их оженственнить. Гальяно, просто с головой. Первая его мужская коллекция, я купила её всю. Даже больше скажу. У меня нашлось трое клиентов, которые точно также сошли от этой коллекции с ума.
МТ: Достаточно каверзный вопрос, каков размер гардероба у главного байера Азии?
ЛР: Все говорят, что он неприличный. (смеется)
МТ: Каков рецепт для тех, кто только ищет свой стиль?
ЛР: Не изменять себе. Никогда и ни при каких условиях. Не важно, как к твоему выбору отнесутся люди. Нужно слушать лишь себя. И мне не нравится, когда заходишь в ресторан, и сидят сплошные Мирославы Думы. А где индивидуальность? Люди могут быть похожи, но не в таком количестве. И нужно фанатеть от кого-то. Это обязательно и это хорошо, когда ты имеешь постоянный источник вдохновения. Но человек должен принадлежать себе и быть самим собой. В таком разнообразии мира это ещё интереснее. Раньше было больше таких сумасбродов, и мир был интересен. Хотелось смотреть друг на друга, общаться. А сейчас всё очень похоже, и одежда это определяет. Нет, нужно искать себя.
Последний вопрос задан, и я вдобавок ко всему получаю экскурсию по бутику с указанием вещей, необходимых каждому моднику в новом сезоне. Взяв меня под руку, Лилия Робертовна поблагодарила меня за нетривиальные и интересные вопросы, которых ей, по её словам, «давно никто не задавал». Именно на этом моменте я для себя решил, миссия выполнена. По дороге в аэропорт я ещё раз прокручу всю нашу беседу в голове и для себя отмечу, что с таким фундаментом казахстанская моды и впрямь является перспективной. А уже через неделю, листая ежегодный список авторитетнейшего онлайн-издания о моде Business of Fashion 500, я увижу имя Лилии Рах среди таких воротил модной индустрии как Анна Винтур, Натали Массене и Сара Бёртон. Мне до сих пор не верится, что интервью, которое готовилось без малого четыре месяца, состоялось. Моя сегодняшняя героиня не ответила и на половину имеющихся вопросов, что только стимулирует встретиться с ней за ещё одной не менее интересной, а быть может и более душевной беседой.
Фотограф -Илья Назаренко, обработка снимков - Светлана Фризен.
Источник: i-gency
Теги: лилия рах, мода, казахстан, байер
Автор Публикации: Максим Тарасенко